Тонкости оперного искусства
Дмитрий Юровский, дирижёр, музыкальный руководитель и главный дирижёр НОВАТа, Королевской фламандской оперы и оркестра «Русская филармония» (в центре), Елена Заремба, российская певица, солистка крупнейших театров мира, лауреат премии Grammy (справа)
В рамках проекта культурного агентства «Энергия» — «Завтрак со звездой» — поклонники высокого искусства за чашкой кофе поговорили о секретах закулисья и курьёзах в прекрасном мире Мельпомены с мировой оперной певицей Еленой Зарембой и главным дирижёром НОВАТа Дмитрием Юровским. Творческая встреча состоялась в новосибирском ресторане «Библиотека».
На пути к цели
Я выросла в Новосибирске, поскольку мою маму из Москвы распределили сюда в филармонию. Здесь жила и моя бабушка, которая меня потом воспитывала. Её семью сослали из Санкт-Петербурга после революции в Семипалатинск, а уже оттуда она переехала в Новосибирск.
С пяти лет меня стали обучать музыке, сначала в ДК «Октябрьский», а потом в музыкальной школе. Утром, сразу после выпускного школьного вечера, я улетела в Москву поступать в музыкальное училище имени Гнесиных. Надо мной тогда все смеялись: «Кому ты в Москве нужна?!» Но я сразу поступила на эстрадно-джазовое отделение, а после окончания училища — в Российскую академию музыки имени Гнесиных уже на вокальное отделение. Вот только с педагогом по вокалу никак не складывалось, и я начала брать частные уроки у певицы и педагога Гертруды Михайловны Трояновой — именно она помогла мне и дала техническую оснащенность в вокале.
В наше время поиск «своего» педагога стал ещё более актуален, поскольку сегодня в России, как и во всём мире, качественная вокальная школа — это редкость.
Хорошо петь — этого мало
Первый год работы в театре я ловила всех режиссёров и просила со мной позаниматься актёрским мастерством, поскольку понимала, что хорошо петь — этого мало. На сцене театра нужно быть ещё и артистом, иметь органику, а нас этому не обучали.
Прошло 37 лет с момента окончания мной консерватории, но там так ничего и не изменилось: иностранные языки не преподаются, актёрского мастерства нет… Я как-то встретила режиссёра из Большого театра, который вводит наших студентов в спектакли оперной студии, и он начал мне жаловаться: «Молодые солисты ничего не могут!» Так где же им научиться?! Ребята приходят после учебного заведения работать в театр, осваивают три–пять арий и думают, что готовы уже выходить на сцену. Но арии — это чаще всего не самое сложное место в опере. Да ещё и театр тоже сильно изменился за эти годы, теперь это режиссёрский театр, где власть последних практически безраздельна! И если раньше спектакль в Большом театре ставили по полгода, то теперь четыре–пять недель, а это значит, что певец должен быть готов к этому марафону не только вокально и музыкально, но и сценически.
Иностранный язык — часть оперного искусства
Одни из первых гастролей в Европу в 1989 году были гастроли Большого театра в Милане, Ла Скала, на которых я спела девять спектаклей. Итальянский язык я тогда знала очень плохо, могла только объясняться в магазинах, а по-английски в Италии мало кто говорил.
Во время этих гастролей мы, артисты, получали суточные 25 долларов в день, остальные средства шли в неизвестном нам направлении. Денег нам даже на еду не хватало, а ведь главной задачей тогда было привезти домой подарки родным и близким. Тогда ведь в магазинах ничего нельзя было купить.
Когда я получила контракт от Карлоса Клайбера на оперу «Кармен» в Баварской опере, поняла, что должна хорошо петь по-французски, и не только петь, но и говорить, поскольку в опере есть разговорные диалоги!
Приехав в Париж на концерт, я попросила помочь мне остаться в этой стране подольше, чтобы выучить партию Кармен. Благодаря содействию театра Бастилии я прожила во Франции полгода. Нашла там пианистку-француженку, которая не говорила ни на одном другом языке. Благодаря этому я начала учиться петь по-французски и осваивать тонкости языка, чтобы исполнять партию Кармен и другие роли во французских операх. Нельзя учить иностранный текст по русской транскрипции и потом петь эту несуразицу — у нас и букв‑то таких нет, обозначающих нужный звук. Сейчас я свободно читаю на французском, итальянском, английском, немецком и разговариваю на этих языках.
Забастовка на подмостках
В любой стране, куда я приезжаю, чувствую себя как дома. Люблю работать в театрах Германии — здесь всё на высоком профессиональном уровне. Хотя был случай, когда в Мюнхене по каким-то причинам забастовали рабочие сцены и декорации устанавливать во время спектакля было некому. В итоге решили сделать концертное исполнение, и артисты хора вышли на сцену в чёрных платьях с нотами в руках, как в «Реквиеме». Предполагалось, что и солисты будут не играть спектакль, а просто петь, сидя на стульях. Я должна была исполнять партию Кармен, поэтому сразу сказала: «Нет, так не пойдёт! Зрители отдали такие деньги за билет не для того, чтобы смотреть костюмированный концерт!» И решила импровизировать, чтобы оживить этот концерт, чем даже напугала своего партнёра — для него это было неожиданно.
В итоге публика прекрасно приняла спектакль, а критики потом написали: «Несмотря на сложившуюся ситуацию, на сцене театра всё равно случился прекрасный мини-спектакль!»
Оперный боевик
В оперных театрах Америки есть специальный человек, который при постановке оперы отдельно ставит сцены с дракой или насилием. Например, в «Тоске» есть три таких сцены: когда Скарпиа пытается совершить насилие над Тоской, пытка Каварадосси и убийство Скарпиа. Обычно режиссёры не заостряют внимание на этих сценах, оставляя их исполнение на усмотрение артистов. В Америке это невозможно, поскольку любое рукоприкладство в постановке оперы должно быть эффектным. Помню, во время репетиции «Тоски» в театре Чикаго пришёл специальный человек, работающий в кинематографе над постановкой драк. Размером он был метра два на два — человек-гора. Он долго объяснял несчастным певцам, смотревшим на него с ужасом, как надо правильно выворачивать руку, как втыкать в человека нож… В какой-то момент я даже спросил: «Мы случайно не боевик снимаем?» На отработку этих трюков ушло недели две! В итоге постановка получилась довольно пресная, но эти сцены были незабываемы! Тоска раз пятьдесят колола ножом Скарпиа, а потом «перерезала» ему горло. Я бы на этот спектакль поставил «18+». Американцы любят столь красочное шоу, но сами постановки редко запоминаются своей глубиной чувств. Возможно, поэтому многим артистам ближе европейский театр.
Не мешайте петь!
Часто опытные театральные режиссёры не любят ставить оперу, поскольку знают, что могут столкнуться с ситуацией, когда артист во время репетиций поёт не в полный голос, но при этом прекрасно двигается по сцене. Но как только он выходит к зрителям и слышит оркестр, то начинает петь в полную мощь и забывает о режиссуре — ведь голос для певца всегда на первом месте. Недаром есть анекдот про солиста, который образцово‑показательно выполняет на репетициях всё, что просит режиссёр, — тот плачет от счастья! Начинается премьерный спектакль. Певец выходит на сцену и начинает петь в одну точку. У режиссёра шок, он подходит и спрашивает: «Как же так! Мы столько репетировали!» На что солист отвечает: «Я вам во время репетиций не мешал работать? Теперь, пожалуйста, и вы мне не мешайте!»
Я сам сталкивался с подобной ситуацией, хотя сегодня среди молодых исполнителей всё реже случаются такие казусы. Но здесь есть и обратная сторона: певцы стали всё больше напоминать роботов, готовых исполнять всё, что им говорят. При этом они часто утрачивают свою индивидуальность и глубину исполнения.
Звучащие декорации
Одна из самых недооценённых профессий в театре — это художник по декорациям, поскольку он может не только создать визуальную составляющую спектакля, но и управлять его звучанием. Например, в Большом театре после ремонта стала ужасная акустика. Помню, на новой сцене, которая тоже не блещет, шёл спектакль «Царская невеста». Благодаря декорациям Фёдора Федоровского, выдающегося театрального художника, зрители смогли вновь хорошо слышать всё, что происходит на сцене. Важно учитывать этот момент, привлекая к оформлению спектакля мастеров своего дела.
