СТИЛЬ: Александр Моисеевич, у вас довольно большой послужной список, вы успешно реализовались как в творчестве, так и в науке — в молодости вы ставили себе цели, чтобы достигнуть каждой из этих высот?
АЛЕКСАНДР ГОРОДНИЦКИЙ: Когда я был молод, то прежде всего мечтал о славе: чтобы меня любили женщины и люди знали мое имя — вот к чему я стремился. Став старше и умнее, я написал стихотворение, которое может стать довольно точным ответом на ваш вопрос:
Я обошел все континенты света,
А город мой всё тот же с давних пор.
Там девочка, склонясь у парапета,
Рисует мост, решетку и собор.
Звенят трамваи, чаек заглушая,
Качает отражение вода.
А я умру, и часть меня большая
Не убежит от тлена никуда.
Моих стихов не долговечен срок,
Бессмертие мне не дали глаголы.
Негромкий, незапомнившийся голос
Сотрут с кассет, предпочитая рок.
Прошу иного у грядущих дней,
Другая мне нужна Господня милость,
Чтобы одна из песен сохранилась,
Став общей, безымянной, не моей.
Чтобы в глухой, таежной стороне
У дымного костра или под крышей
Ее бы пели, голос мой не слыша
И ничего не зная обо мне.
Вот что сейчас является для меня наибольшей ценностью в творчестве. А что касается моей научной деятельности… Понимаете, что в литературе, что в науке — звание не играет никакой роли. Честолюбие и амбициозность позволили мне сделать что-то первым — вот что действительно важно. Мне удалось впервые рассчитать мощность твердой оболочки нашей планеты под океаном, а дальнейшие экспериментальные и сейсмологические исследования подтвердили мои расчеты. Также в свое время мне посчастливилось открыть новый эффект в океане — электрическое поле, создаваемое мельчайшими растительными частицами, взвешенными в океанской воде. В дальнейшем мне удалось связать высоту подводных вулканов с мощностью, несущей их в литосферу, — создать непротиворечивую модель формирования подводных вулканов на океанском дне. И таких открытий в общей сложности было пять-шесть. Но когда меня спрашивали, что для меня значит наука, а что литература, я всегда отвечал: одна – жена, а другая – любовница. Все понимающе улыбались и больше вопросов не задавали, но если бы они уточнили, кто именно любовница, я бы не смог ответить. Потому что для меня ощущение от написания нового произведения равноценно научному открытию. В этом плане я довольно азартный, и меня влечет момент, когда я создаю что-то новое, чего до этого никто и никогда не делал. Но есть важный нюанс: если мои песни могут оставаться безымянными в памяти людей на долгие годы, то вот открытия научного плана должны быть подписаны моим именем. Потому что наука в любом случае развивается поступательно, и если бы не было Эйнштейна, теорию относительности открыл бы кто-то другой, а такое же произведение, которое могу написать я, никто из поэтов создать не сможет. Вот в чем дело. Поэтому единственное отображение личности в истории — это искусство. Самое главное для меня — оставить след в том времени, в котором я живу.
Оглядываясь назад, вы сегодня подводите жизненные итоги?
Честно говоря, не мое дело подводить итоги. Я творю, создаю новые проекты — важно всегда иметь дело, которым тебе нравится заниматься, тогда не будет надобности подводить черту. На протяжении жизни окружающие люди всегда пытались понять, кто я — ученый или поэт. На этот счет я всегда рассуждал так: если мои коллеги по научному цеху считают, что я поэт, а литераторы – что я ученый, тут мне и крышка.
Но ведь для того, чтобы среди ученых и литераторов вас принимали за своего, нужно иметь определенный уровень профессионализма. Как стать профессионалом в научной области – вроде понятно, а как быть с миром искусства?
Вот это правильно — нужно действительно быть профессионалом своего дела. Терпеть не могу выражение «самодеятельная песня», которое было создано, чтобы отделить это течение от мастерства. В искусстве нужно уметь проявлять себя. Замечательный преподаватель и поэт Глеб Семенов говорил нам, своим ученикам: «Я не смогу научить вас писать стихи, только Господь Бог может наградить вас талантом. Но если я имею возможность привить вам литературный вкус и вы будете отличать качественные произведения от некачественных, значит, и свое творчество вы сможете оценивать грамотно». Для того чтобы быть профессиональным поэтом, нужно очень много читать, иметь вкус в литературе, а также быть награжденным талантом.
В свое время вы пошли учиться в горный институт и в одном интервью сказали: «Я выбирал образ жизни — экспедиции, героические подвиги, суровая природа». Почему была потребность именно в такой перспективе?
Большой отпечаток наложила война. Пережив голодное блокадное детство, я мечтал о карьере военного или же о любой другой специальности, где нужно проявлять героизм. У нас тогда были иные критерии жизни и системы ценностей. То, что мы видим сегодня, — это кризис, причем он ведь происходит не только в России: «легкая» информация вместо фундаментальной, секс вместо любви. Ведь любовь — это то, что стимулирует и возвышает, то, что двигает человечество вперед. Хорошо, что сегодня все-таки остаются люди, выбирающие профессии учителей, врачей, пожарников и военных, но, к сожалению, есть и такой сегмент общества, который хочет «все и сразу» любыми путями.
Как вы относитесь к тому, что многие современные родители вкладывают своему ребенку в голову концепцию успешности?
Здесь главный вопрос: в чем он должен быть успешен? Мне тоже в детстве давали такую установку, но в моем случае акцент делался на образование, на умственное развитие. Заложенное с военного периода понимание себя как человека второго сорта создавало стимул быть лучше, сильнее, умнее. Сегодня же успешность — это нечто прагматическое, направленное на зарабатывание денег и обеспечение себя материальными благами. Мне это, честно говоря, непонятно до сих пор.
Вы как-то сказали: «Я считал, что в советской стране не дадут погибнуть», изменилось ли ваше мнение?
Дело было, когда я окончил 10‑й класс школы и готовился к поступлению в горный институт. На вступительных экзаменах нужно было продемонстрировать прыжок с вышки в воду с трех метров, а плавать я не умел, но мне очень хотелось стать геологом. И я очень надеялся, что мне удастся, прыгнув вниз, преодолеть свой страх, и я думал: если что, меня обязательно вытащат и, конечно, не дадут погибнуть. Вот в таком контексте я говорил об этом. Но, знаете, сорокалетний опыт экспедиций в Заполярье показал: люди не то что давали погибнуть друг другу, они еще и подталкивали в гибели. И сейчас я кардинально изменил отношение к тому высказыванию. В далеком 1960 году я написал песню «Перекаты». Когда, не найдя труп Стасика Погребицкого, которому посвящено посмертно это произведение, мы вышли у реки Северной, продырявив свои лодки, но оставшись живыми, когда у нас вышла из строя рация и мы три дня не выходили на связь, первое, что мы услышали, пересев на спасательный катер, – как начальник нашей экспедиции снимает с себя ответственность за гибель группы Городницкого. Притом что никто ничего даже не пытался сделать, чтобы найти нас и спасти. Эти и многие подобные ситуации несколько отрезвили мои романтические мысли.
Сейчас, побывав в таком разнообразии жизненных ситуаций, вы можете однозначно ответить: люди — какие они?
Очень хорошие! Но важно не создавать экстремальных ситуаций, потому что именно тогда могут проявиться их истинные качества, являющиеся для нас порой неожиданными. Я понимаю, о чем говорю: нас пару раз с командой оставляли в тайге, и, знаете, люди становятся совершенно иными, когда из еды остается всего один кусок хлеба…